Мариенгоф Анатолий - Роман Без Вранья (Бессмертная Трилогия - 1)
Анатолий Мариенгоф
Роман без вранья
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
"Роман без вранья", "Мой век, мои друзья и подруги" и эту рукопись ("Это
вам, потомки! ") я хотел бы издать под одной обложкой.
"Бессмертная трилогия".
Вот название. Вероятно, сделать это придется уже после меня...
Не могу слукавить, что это приводит меня в восторг. Приятно было бы
взглянуть на эту книгу, подержать ее в руках, поперелистывать и важно
поставить на полку, получив с издательства тысяч сто".
Так писал Анатолий Борисович Мариенгоф, когда о выпуске подобной книги не
могло быть не только речи - мысли!
Мемуарная проза Мариенгофа, равно как и его романы, стихи и пьесы, долгие
годы оставались неизвестными для читателей. Лишь в последнее десятилетие они
стали издаваться. Но "Бессмертная трилогия", заветное желание Мариенгофа,
так и не стала книгой. Мемуары выпускались по частям и никогда - в едином
томе.
Пусть запоздало, но мы решили исправить это недоразумение. Впервые
мемуарная проза Мариенгофа представлена читателю так, как задумывал это
автор. А блестящий стиль, острая наблюдательность, яркая образность языка и
вправду позволяют считать мемуарную трилогию Мариенгофа бессмертной.
Автор не вошел в число "литературных гигантов" нашего столетия (во многом
это зависело не от него). Но он стал "великолепным очевидцем" ушедшей эпохи
(так говорил о себе соратник и друг Мариенгофа В. Шершеневич, но это в
полной мере применимо и к самому Анатолию Борисовичу).
Современные мемуаристы вспоминают Мариенгофа редко. Свидетельства о нем
разрозненны. Поэтому мы решили предпослать книге эссе народного артиста
России Михаила Козакова, дающее, на наш взгляд, несколько дополнительных
штрихов к портрету Мариенгофа.
Но сам автор и его неповторимое время - в "Бессмертной трилогии".
О ДЯДЕ ТОЛЕ МАРИЕНГОФЕ
Он не был мне дядей в буквальном смысле этого слова, не был
родственником. Но он был как родственник, как любимый родственник. И он, и
его жена - актриса Анна Борисовна Никритина, тетя Нюша.
Сколько я помню себя с того довоенного ленинградского детства, столько и
с тех пор я помню дядю Толю и тетю Нюшу. Помню их дом, квартиру с мебелью
красного дерева, с бюстом А. С. Пушкина, с картинами, эскизами их друга
Тышлера, с двумя борзыми собаками (они были лишь до войны), с фотографиями
Сергуна, С. А. Есенина (он и дядя Толя в цилиндрах), с деревянным креслом на
кухне - стилизация а-ля рюсс начала века... Смутно помню их сына Кирилла, он
дружил с моим старшим братом Вовкой... Уже после войны я узнал, что Кирка -
красавец, чемпион Ленинграда по теннису среди юношей, талантливый поэт -
покончил с собой в 17 лет... Когда Вовка услышал эту страшную новость, он
вскочил с кресла, где читал какую-то книгу (скорее всего, своего любимого
Толстого), и в сердцах воскликнул: "Ну и дурак!.." Пройдет всего пять лет, и
Вовка погибнет на войне в возрасте 21 года - в марте 1945-го под
Штеттином... Самоубийство Кирки Мариенгофа всегда будет незримо витать в
нашем доме на канале Грибоедова и, конечно, в доме Мариенгофов - Никритиных
на Бородинке, где они жили после войны.
Повесился друг Сергун. Повесился сын Кирилл...
Страшная рифма в судьбе поэта-имажиниста Анатолия Мариенгофа:
До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Означает встречу впереди...
Означает ли? Вот в чем вопрос. Самый главный вопрос, вопрос вопросов...
Очень хочется верить, что все-таки означает... И обещает всем нам встречи.
Этим и жив человек при жизн
